Том 1 Глава 505

АРТУР ЛЕЙВИН

Волны бились о берег. Прохладный ветер дул между нами тремя, каждый из которых был лордом своего клана, своей расы. Вдалеке эфеотская морская птица выкрикивала заунывную мелодию, словно оплакивая то, что должно было произойти.

— Лорд Индрат. Добро пожаловать. — Если Верун и был удивлен внезапным появлением Кезесса, то хорошо это скрыл. — Это редкое удовольствие для вас - посетить нас здесь, в Экклесии.

Напряжение было настолько сильным, что его можно было резать ножом. Как много успел услышать Кезесс? Я приготовился отразить нападение.

— Артур нужен в моем замке, — бесцеремонно сказал Кезесс.

Я заколебался. В его тоне не было враждебности. Он не кипел от подавленной маны или эфира, словно сдерживая ярость. Не было никаких внешних признаков недовольства, даже глаза не потемнели. Если он и услышал что-то опасное, то сделал это очень осторожно.

Его просьба могла быть прикрытием. Непохоже, чтобы он проделал весь этот путь, чтобы лично забрать меня, особенно когда Виндсом оставил меня здесь чуть больше часа назад. Возможно, он хочет перенести этот разговор туда, где у него больше власти. Я подумал об отказе. Я бы оставил свою семью — свой клан — без защиты. И хотя я доверял Веруну и его людям, это было готовое оправдание. Отдавать себя во власть Кезесса было глупо.

К тому же нужно было учитывать динамику наших отношений. Я не хотел, чтобы создалось впечатление, что я недоверчив или неразумен. Каждое наше общение не должен был превращаться в преувеличенное состязание, подобное битве воль над лавовыми полями, иначе я провалю свою миссию, даже не начав ее. Если он не подслушал наш разговор, я не мог позволить себе вызвать его подозрения сейчас.

— В чем дело? — спросил я, внимательно наблюдая за ним, пока шел по скелетному пирсу, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.

— Я расскажу тебе, когда мы прибудем, — сказал Кезесс. Веруну он сказал лишь: «Прощай», а затем его сила окутала меня.

Я импульсивно сопротивлялся, окутывая себя эфиром. Сила Кезесса боролась с моей собственной, но лишь на мгновение. Я пропустил его вперед, а затем нас понесло сквозь пространство, и уже через мгновение мы оказались в безлюдном коридоре.

На стенах мерцали факелы, освещая чистый коридор без дверей и без видимых путей входа или выхода:

— Уже тащишь меня в подземелья? — спросил я, используя юмор, чтобы скрыть свою нервозность. — А другие лорды Великой Восьмерки знают об этом?

Кезесс не ответил. Подол его плаща развевался, когда он шел по коридору. Закатив глаза, я последовал за ним.

«Артур, где ты?»

— голос Сильви в моем сознании был легким и далеким.

Я быстро объяснил, что произошло.

Негодование Реджиса жгло мне кожу.

«Дай нам знать, если понадобится организовать героическое спасение».

«Нет, держитесь вместе»,

— призвал я их обоих. —

«Просто убедитесь, что моя семья в безопасности. Я справлюсь со всем здесь».

Я крепко зажмурился от сомнений, которые испытывал по поводу этого заявления, не желая, чтобы мои спутники знали, как я на самом деле нервничаю.

Пройдя около сотни футов, Кезесс остановился, и стена справа от него начала разворачиваться. Камни разошлись, как зубцы молнии, затем повернулись и сложились обратно, как будто были сделаны из ткани.

По другую сторону оказалась комната. В ней было светло, в основном из-за луча света, протянувшегося от пола до потолка в центре комнаты. В этом свете висел Агрона.

Он выглядел так же, как и в тот раз, когда я видел его в последний раз: с пустыми глазами и отвисшей челюстью, как марионетка, у которой перерезали ниточки. Его роскошные одежды были помяты и испачканы, цепи и украшения на рогах спутались. Одним словом, он выглядел по-настоящему и совершенно жалко, меньше чем тень того ужаса, который так долго властвовал над моим сознанием.

— Значит, никаких изменений? — спросил я. — Разве у тебя нет целителей?

— Конечно, Арт.

Обернувшись к Кезессу, я обнаружил, что рядом с ним стоит леди Майр, хотя я не почувствовал никаких признаков ее появления. Высокая и изящная, она была похожа на нестареющую красивую женщину, а не на ту чахлую фигуру, которую я встретил в первый раз. Ее мощная аура поразила меня только после того, как я осознал ее присутствие.

— У нас есть доступ к невероятной целительной магии, — продолжила она, становясь прямо перед Агроной. Ей пришлось вывернуть шею, чтобы заглянуть в его безучастное лицо. — Но ничто не смогло заставить дрогнуть хотя бы ресницу. Даже Олудари Вритра не смог пролить свет на состояние Агроны.

— Где же Суверен? — спросил я, удивляясь, что они вообще втянули его в это дело. Мне показалось опасным давать ему какие-либо сведения, которые он мог бы обратить против нас, и я не удивился бы, если бы он знал больше, чем говорил.

— Пока что он гость в моем замке.

— Он без клана, — добавила Майр. — Лорд Котан с радостью позволил Олудари остаться под нашей опекой. Велика вероятность, что василиски убьют его, если он попытается вернуться домой. Возможно, когда-нибудь.

Я ничего не ответил. Клан Вритры был сплошным бедствием, и Олудари был не лучше. Я был уверен, что Кезесс позволил ему жить так долго только из-за какой-то сделки, заключенной Олудари в отношении меня, но сейчас было неподходящее время, чтобы затрагивать эту тему.

— Когда я с ним разговаривал, он казался полубезумным. Неудивительно, что он ничего не знал об Агроне. Его взгляд, казалось, был устремлен далеко от Алакрии.

Кезесс на мгновение задумался.

— Действительно. Он согласился лишь с тем, что тело Агроны живо. В нем продолжает циркулировать достаточно маны, чтобы поддерживать себя, как если бы Агрона спал. Но в оболочке нет разума. Наши лучшие манипуляторы ментальной энергией — аспект магии, в котором сам Агрона был экспертом, — не могут найти ничего, что можно было бы прочитать или зацепить внутри него.

— Как будто его разум был полностью уничтожен, — сказала Майр. Стиснув зубы, она повернулась ко мне, выражение ее лица было расчетливым. — Нам нужно понять, что произошло, Арт. Что еще ты можешь рассказать нам о том, что произошло между вами в той пещере?

Я активировал Королевский Гамбит.

Эфир затопил мой разум, который раскрылся, как крона огромного дерева, где каждая ветвь несет в себе свою собственную мысль. Корона на моем лбу проливала свет на лица Кезесса и Майр. Челюсть Кезесса сжалась, а глаза приобрели сливово-фиолетовый оттенок. Майр слегка наклонила голову, ее взгляд скользнул от моего ядра, вдоль каналов, которые я создал для манипулирования эфиром, и через окно моих глаз проник в то, что лежало за его пределами. Было неясно, как много из того, что она видела, она могла понять.

Мои ноги оторвались от пола, и я повернулся вокруг Агроны и луча света, пристально изучая его.

Нити судьбы исчезли, хотя я не мог видеть их без присутствия самой Судьбы. Я отрезал их, что привело к растворению влияния Агроны на мир. В результате возникла внезапная ударная волна, пронесшаяся по обоим континентам. Однако я не мог объяснить, почему Агрона оказался в таком вегетативном состоянии, и даже Королевский Гамбит не мог изобрести новую информацию из ничего. Однако теорий становилось все больше, и внутри меня зашевелилось беспокойство.

— Я рассказал вам все, что знаю. — Вкратце я повторил, что использую Судьбу, которую уже объяснял Майр, когда впервые очнулся в Эфеоте. — Возможно, его разум просто не смог справиться с последствиями полного отрыва от своего народа и планов.

— Но что это значит? — спросил Кезесс, раздраженно расхаживая взад-вперед перед Агроной. — То, что ты описываешь, невозможно.

Он бросил на меня подозрительный взгляд:

— И если ты обладаешь такой силой, почему бы не убить его прямо? Зачем останавливаться на разрыве этих «связей», которые ты описал?

Если бы я не был глубоко погружен в Королевский Гамбит, мне пришлось бы подавить ухмылку, вызванную его неловкостью. Как бы то ни было, это нехарактерное для Кезесса проявление эмоций было отмечено лишь одним из множества параллельных мыслительных процессов.

— Судьба, как верно подметил джинн, — это еще один аспект эфира. Он связывает нас вместе и помогает упорядочить вселенную. — Я намеренно сделал описание расплывчатым и доступным для догадок. Я не хотел, чтобы Кезесс поняла всю правду. — Джинны придумали способ влиять на Судьбу, но он был ограничен. Что же касается других твоих вопросов, то ответ прост. Я посмотрел на него с высоты своего полета. Рассматривая возможные последствия своего решения, я видел только один путь вперед. Устранение Наследия было ключом, а не уничтожение Агроны.

Кезесс ничего не знал о нарастающей разрушительной силе внутри эфирного царства, если только не подслушал мой разговор с Веруном. Я продолжал удерживать зрительный контакт, наблюдая за любой вспышкой признания или искрой понимания, которая бы показала, что он знает больше, чем я ему сказал.

— Что именно? — Кезесс скрестил руки и пристально посмотрел на меня.

— Будущее, которое послужит наибольшему количеству людей самым положительным образом, — сказал я, туманно сформулировав ответ.

Он насмешливо хмыкнул, но в его насмешке я увидел правду: он не подслушал разговор. Это было облегчением, хотя мне не пришлось пытаться сдержать эмоции на лице из-за Королевского Гамбита.

Отдельная нить мыслей рассматривала его в другом свете. Мне было интересно, если бы я все еще мог видеть золотые нити связей Судьбы, как бы выглядел Кезесс. За тысячелетия он пробился в самый центр власти, чтобы влиять и на мой мир, и на Эфеот. Его решения влияли на каждую форму жизни в обоих мирах, его приказы приводили к гибели цивилизаций и рождали новые расы. Будет ли он похож на Агрону, связанного бесчисленным количеством золотых нитей, или же он будет больше похож на аспект самой Судьбы, существо, вплетенное в ткань судьбы?

— Возможно, со временем мы поймем больше, — успокаивающе сказала Майр, проводя рукой по шее мужа. А ко мне она добавила:

— Есть еще одна вещь, о которой мы хотели бы попросить тебя, Арт.

— Может ты уже избавишься от этой нелепой формы, — сказал Кезесс. Его глаза были сужены, но совсем немного, отчего в уголках образовались мелкие морщинки. Его челюсть и шея напряглись, а радужные оболочки стали пурпурными. Он стоял неподвижно. Что бы они ни собирались спросить, он не был уверен ни в моем ответе, ни в том, стоит ли спрашивать вообще.

Любопытствуя, я опустился на землю и переместился лицом к паре могущественных асур. Скорее всего, просьба Кезесса была попыткой поставить меня в затруднительное положение, ведь он прекрасно знал, какие преимущества дает Королевский Гамбит.

— Возможно, ты простишь мне некоторую осторожность, но я чувствую себя более комфортно, когда моя божественная руна активна. Я бы не стал просить тебя отключиться от маны, которая питает твое тело, чтобы поговорить со мной.

— В этом проявляется явный недостаток доверия, — настаивал Кезесс. — Я даже могу назвать это оскорблением.

— Напротив, я позволил подчинить себя твоей власти, потому что доверяю тебе, — солгал я. — Ты попросил меня прийти сюда, и я пришел. Ты попросил меня объяснить, что случилось с Агроной, и я это сделал. Единственная причина, по которой ты просишь меня освободить мою силу, заключается в том, что ты не доверяешь тому преимуществу, которое она мне дает, — преимуществу, которое лишь ставит нас в более равные условия.

— Если ты чувствуешь себя более комфортно в объятиях этой магии, Арт, то, пожалуйста, продолжай ее использовать, — вмешалась Майр.

Хотя она не смотрела на Кезесса, между ними что-то промелькнуло. Он попытался расслабиться, но не совсем удачно.

— Хотя, как человек, которого ты когда-то мог назвать своим наставником, я бы посоветовала тебе быть осторожным, — добавила она с доброй улыбкой. — То, что ты описываешь, похоже, может перерасти из чувства комфорта в зависимость.

— Конечно, Майр. Я буду осторожен, — сказал я, внешне почтительно пренебрегая ее словами. Однако одна нить в гобелене моего сознания была полностью сосредоточена на ее словах.

Я знал, что моей семье не нравилось находиться рядом со мной, когда я проводил слишком много времени под действием божественной руны, а мои спутники были вынуждены полностью отгородиться от меня. Полагаться на значительное усиление моих когнитивных способностей и приглушение эмоций может оказаться не менее опасным, чем любой наркотик. Однако в Эфеоте, где все мои противники были во много тысяч раз старше меня и обладали жизненным опытом, который я никогда не смогу повторить, я должен был использовать все преимущества.

К тому же я не вполне доверял намерениям Майр:

— Итак, чего ты хочешь?

Кезесс стоял перед Агроной, не глядя на меня. Его кулаки были сжаты:

— За все время моего правления среди асур не было преступника ужаснее Агроны Вритры. Он слишком легко отделался. Нужно подать пример, но я не могу сделать это с ним в таком состоянии.

— Тогда используй Олудари, — сказал я. — Пусть он станет вместилищем твоей показушной справедливости.

Кезесс обернулся ко мне, его ноздри раздувались, а глаза сверкали:

— Показушной? Будь осторожен, мальчик. Хотя ты и асура по наречению, ты все же...

— Доверие, — сказала Майр, сделав ударение на этом слове. — Вот что нам нужно сейчас друг другу. Доверие. Антагонизм и нетерпение могут только навредить тем значительным усилиям, которые вы оба приложили, чтобы достичь этой точки в ваших отношениях.

Она одарила меня взглядом легкого разочарования:

— Ты — посол всего вашего мира. Может, раса архонтов и невелика, но тех, кто полагается на тебя, очень много.

Несмотря на матросский тон конструктивной критики, я чувствовал угрозу ее слов в своих костях. Она была права. Я не был готов стать врагом Кезесса. Не с тем, что мне предстояло сделать для достижения своей цели.

Я ослабил поток эфира в Королевский Гамбит, и божественная руна ослабла до частичного функционала. Придавать ему силу таким образом стало уже привычным делом и помогало снять усталость от активации. Когда я заговорил, то сделал это медленно, чтобы не споткнуться о собственный язык и не выдать свою вялость.

— Прошу прощения, я говорил слишком откровенно. Я не хотел тебя обидеть.

Кезесс вернулся к своему невозмутимому облику так же быстро, как и рассердился:

— Моя жена права, как это обычно бывает.

Она ласково улыбнулась ему. Но когда она заговорила, в ее тоне прозвучала грусть:

— Олудари не сможет служить той же цели, что и Агрона. Я уверена, что ты согласен с тем, что этот василиск заслуживает истинного правосудия. Те, кого мы оба любим, пострадали от его рук больше других.

Я подумал о Сильвии, прятавшейся в своей пещере между Эльширским лесом и Звериными полянами с зачарованным яйцом своей единственной дочери, которую она делила с человеком, которого, как она думала, любила, — человеком, который затем убил ее, чтобы провести эксперимент над собственным наследником. Я думал о Сильви и о той жизни, которая могла бы быть у нее, если бы он добился успеха. Я думал о Тессии и о той жизни, которая у нее была, заключенная в ее собственном теле как сосуд для восхождения Сесилии к власти.

— Конечно, он заслуживает правосудия, — торжественно сказал я. — Но мне кажется, что с него хватит. Заберите его голову и покончите с этим.

— Этого все равно недостаточно, — сказал Кезесс, его гнев теперь был направлен на бездумную шелуху Агроны. — Вот почему... мы хотели бы, чтобы ты исцелил его, Артур.

В своем нынешнем состоянии я не сразу понял, что он имеет в виду. Под тяжестью взглядов Кезесса и Майр осознание этого стало для меня как тяжелый камень в желудке.

— Думаешь, траурная жемчужина исцелит его? — После всего, что я узнал о жемчужинах, я не мог поверить, что они вообще могли предложить это. — Даже если вы уверены, что исцелит... вы хотите потратить ее на него?

— Это ценный ресурс, но я готов его потратить.

Тессия и Чул остались живы только благодаря двум другим жемчужинам. Мое сознание обратилось вовнутрь, нащупывая в своем внепространстве хранящиеся там предметы, в том числе и последнюю траурную жемчужину. Ее ценность для меня была неисчислима. Это могла быть жизнь моей сестры или моей матери. Если бы я обладал такой силой, когда мой отец лежал на поле боя, умирая от ран...

— Это не твой ресурс, чтобы использовать его, независимо от того, кто ты.

Кезесс помрачнел. Даже луч света, удерживающий Агрону, казалось, потускнел.

— Я приказываю тебе отдать траурную жемчужину.

Я слегка наклонил голову, не смущаясь его театральных выходок.

— Уверен, мне не нужно напоминать тебе, что я также являюсь лордом великого клана. Неужели остальные так легко поддаются тебе? Конечно, роль Великой Восьмерки выходит за рамки притворного самовластия и заключается в том, чтобы держать в узде другие расы.

Майр быстро вмешалась, не в силах скрыть вспышку раздражения, промелькнувшую на ее лице.

— Пожалуйста, Арт. Потрать немного времени и подумай. Я знаю, о чем ты думаешь. Эта жемчужина может быть использована для спасения Сильви, или Элли, или Алисы. Но ты теперь глава своего клана, и твои решения влияют на всех асур. Ты не можешь думать только о себе.

— Помимо справедливости, подумай о том, чему мы могли бы научиться у Агроны вместе. Мы многого не понимаем в его действиях в твоем мире и, возможно, никогда не поймем, если он не будет возрожден. Пусть он ответит за свои преступления, ради блага всех в Эфеоте, Дикатене и Алакрии.

Я сдержал вздох:

— Я... подумаю об этом.

Может ли сам Агрон каким-то образом быть третьей жизнью, связанной со мной обязательствами? Я задумался, вспомнив слова Веруна.

Она бросила быстрый взгляд на Кезесса, который все еще выглядел так, словно находился на грани извержения:

— Тогда это все, о чем мы можем попросить. Мы вернем тебя в Экклесию и к твоей семье. Когда у тебя будет время подумать, мы поговорим снова.

Кезесс молчал, пока мы покидали подземелье, которое снова закрылось за нами. Майр попрощалась со мной, и магия Кезесса вновь окутала меня. Когда я появился на серебряном песке, я был один.

Я вдохнул полной грудью морской воздух, задержал его на несколько секунд и медленно выдохнул, стараясь, чтобы напряжение ушло вместе с ним.

Пляж вокруг меня был пуст. Фиолетовый горизонт расширялся по направлению к деревне, темнота уходила все дальше в небо по мере того, как заходило солнце. Я пнул песок, подняв брызги, которые заблестели в угасающих лучах солнца. Разговор с Кезессом получился не таким, как ожидалось, и вполне реальный страх быть подслушанным трансформировался в более далекое и горькое чувство.

Верун спросил меня, что я делаю здесь, в Эфеоте. Это был проницательный вопрос. В Дикатене нужно было многое сделать, и я знал, что Каэра и Серис оценили бы мое присутствие и помощь и в Алакрии. Но никто из них не понимал опасности. Все, чего я мог бы добиться там, ничего не значило бы, если бы Кезесс решил стереть нашу цивилизацию с лица земли. Интеграция, экзоформы или даже эфир мало что дадут против эскадрона смерти асур. Нет, если я собирался защитить людей своего мира, одновременно работая над достижением конечной цели Судьбы, я должен был сделать это с Эфеота.

Пока эти мысли крутились у меня в голове, я двинулся по пляжу в сторону города, на окраине которого появился. Вдалеке запылали костры, и вскоре пустой пляж заполнился левиафанами, которые играли и ели. Отвлекаясь на собственные размышления, я почувствовал, что мое лицо расплывается в улыбке при виде этого зрелища. Эти асуры казались такими беззаботными, такими легкими. Они жили простой жизнью, по крайней мере если смотреть со стороны.

Никто из них не знал, что в моем мире их жизнь покупалась кровью цивилизации за цивилизацией. Я еще не понимал, почему, но знал, что это правда. Не понимали они и того, что построили свой дом на краю вулкана, и давление извержения нарастало с каждым днем.

Медленно пройдя по пляжу минут тридцать или больше, я наконец обнаружил пару знакомых фигур. Я остановился, как только заметил их; они еще не видели меня.

Несколько детей-левиафанов выстроились в беспорядочные ряды, периодически погружаясь по щиколотку в воду, пока она прибывала и убывала. Эти дети были старше тех, что встречали нас по прибытии в Экклесию, — на вид им было около десяти лет, по крайней мере, по сравнению с людьми. Элли стояла с ними, ее каштановые волосы и светлая кожа выделяли ее среди левиафанов. Зелина, дочь Веруна, стояла напротив них в пятнадцати футах в глубине острова.

Она давала наставления, и я сразу же ожидал, что это будет боевая подготовка. Однако когда она двигалась, то не для того, чтобы взмахнуть оружием, произнести боевое заклинание или даже потренировать их в боевых искусствах. Песок вокруг бежал, как жидкость, а затем поднимался и складывался в грубую форму ракушки. За шумом океана и отдыхающих у него людей я не расслышал, что она говорила, но по ее фиолетовым губам то и дело пробегала приятная улыбка, а голубые глаза были прищурены от явной радости.

Ученики начали творить свои собственные заклинания. Они работали с влажным песком, который легче растекался, особенно если они были больше настроены на воду, чем на землю. Элли наблюдала за другими учениками и поочередно смотрела на землю. Конечно, она могла создать из чистой маны все, что угодно, но вместо этого активно пыталась подражать левиафанам. Я наблюдал за ней, пока Зелина не заметила меня. Перекинувшись парой слов с группой, она направилась в мою сторону.

Приблизившись, она, казалось, оценила меня. Ее взгляд пробежался по моей фигуре и задержался на моих золотых глазах, так не похожих на человеческие. Ее пальцы пробежались по ирокезу из лазурно-зеленых волос, который рос по центру ее головы под темно-синими гребнями.

— Ты стоил мне десять нефритов, — сказала она серьезным тоном, хотя выглядела расслабленной. — Мой отец был уверен, что ты вернешься, но я поспорила с ним, что ты отправишься прямиком в подземелья замка Индрат.

Я смущенно улыбнулся:

— Вы оба были правы. Я действительно отправился в подземелья, но и вернулся из них.

Ее брови сошлись:

— Тогда мне придется попросить свой нефрит обратно.

— Нефрит? — спросил я, подняв бровь.

Она подняла руку, и на ее ладони оказался круглый кусок нефрита, вырезанный в виде капли воды с крючком на одной стороне:

— Нам редко нужна валюта, но когда мы решаем использовать ее вместо простого обмена или предложения помощи, мы используем нефрит. — Она подбросила нефритовый кусочек в мою сторону, и я поймал его в воздухе. — Оставь его себе. Как сувенир.

Я усмехнулся и изменил движение ее взмаха, заставив нефрит исчезнуть в моей руне хранения.

— Спасибо.

Она одарила меня однобокой улыбкой:

— В любом случае, что Старик Дракон хотел от тебя?

Я хихикнул над непочтительным прозвищем, но мое веселье угасло, когда мысли вернулись к встрече:

— Он хочет, чтобы я сделал то, чего я не желаю.

— Такова природа твоего положения, — сказала она, пожав плечами. Я удивленно посмотрела на нее, и в ответ мне улыбнулась ее однобокая улыбка. — Просто поговори с моим отцом. Быть лордом великого клана — значит плавать по бурным водам неприятного нрава Индрата. Он будет пытаться заставить тебя поступать по-своему, а ты будешь плыть против течения, стараясь как можно ближе подобраться к своей цели и при этом умиротворить его.

— Это... то, что говорит твой отец? — нерешительно спросил я.

Она разразилась звонким смехом:

— Море и звезды, нет, конечно, нет. Великий Верун Экклея никогда бы не сказал так прямо. Ты, конечно, заметил, что ему нравится плыть по течению реки, а не лететь прямолинейно, как чайка.

Мы оба усмехнулись. Я не так давно знаю Веруна, но то, что она сказала, было очевидной правдой.

— Не мучайся из-за этого и не сходи в могилу раньше времени, — сказала она, снова слегка пожав плечами. — Я уверена, что ты справишься с тем, что тебя ждет.

Я потер затылок и долго смотрел на учеников, отрабатывающих свои заклинания. Элли пока не замечала меня, так сосредоточенно она изучала магию левиафанов.

— Почему? — спросил я после паузы.

— На церемонии возвращения дракона.

Должно быть, на моем лице отразилось замешательство, потому что она пояснила:

— Я видела, что ты сделал. Поместил ядро Сильвии Индрат на ее алтарь в замке. Я опасалась тебя и поклялась не спускать с тебя глаз. Я... не хотела вмешиваться в этот момент, но я рада, что сделала это.

Вернулся оценивающий взгляд:

— Ты силен, Артур Лейвин, и ты умен. Все твои сверстники в Эфеоте также обладают обоими этими качествами, а некоторые даже больше, чем ты. Но... ты еще и добр. А этого часто не хватает асурам высшего ранга, независимо от расы. — Она многозначительно посмотрела на меня. — Это может быть силой, но может быть и слабостью. В тебе, однако, я думаю, это может стать преобразующим фактором. Как для Великой Восьмерки, так и для всего Эфеота.

Прежде чем я успел ответить, кто-то из учеников взволнованно вскрикнул и обратился к Зелине. Элли наконец оглянулась, увидела меня, засияла и с нетерпением помахала рукой. Улыбка Зелины вернулась, и она, не говоря ни слова, стала уходить.

Я смотрел ей вслед, в равной степени удивленный и растерянный. Утверждение Зелины было совершенно неожиданным, но ее слова о моем влиянии на Эфеот оказались гораздо более правдивыми, чем она могла предположить.