Том 1 Глава 17

Падающее тело зацепилось лодыжками за выступы. Болдуин задыхался, его сердце бешено колотилось так, будто вот-вот взорвётся. Вздох облегчения вырвался из уст священника, когда он ухватился за шанс выжить.

— Авель, помоги мне.

Он протянул руку с просветлённым лицом, надеялся, что мальчик быстро поднимет его. Но Авель не двинулся дальше. Вместо этого он сел, скрестив ноги, на вершину.

— Где колокольчик упадёт, куда ударит?

Болдуин сморщил нос из-за неожиданного вопроса. Сейчас он не в настроении для шуток.

— Скорее помоги, не время шутить... Ха.

Болдуин застонал от давления на лодыжки. Когда давление усилилось, он завопил:

— Спаси меня! Помоги! Больно, больно! — лицо жреца посинело от ощущения, что его кости сейчас сломаются, затем покраснело, он умолял.

Авель вновь спросил:

— Где колокольчик упадёт, куда ударит?

— Я обидел тебя? Прости, если сделал что-то не так, пожалуйста, подними меня...

— Где колокольчик упадёт, куда ударит? — снова спросил Авель.

В глазах Болдуина закрался страх. Он будто увидел перед собой гротескное существо, подобрать слова для описания которого нельзя.

Священник понял, что ничего не изменится, пока он не ответит на этот вопрос:

— Хм, упаду на землю, а удар придётся сначала на голову?

Авель усмехнулся. Болдуин понял, что сказал не то. Его зубы застучали.

— Ой, нога! Нога! Нога!

Он отчаянно бормотал всякий бред в надежде спастись:

— Я не умею шутить.

Улыбка Авеля не изменилась. Мальчик поднялся со своего места, поглядывая на мужчину как на что-то очень жалкое. Перевёрнутый Болдуин увидел мерцающий свет, затем заметил лезвие, которое вынудило его по-сумасшедшему задрыгаться.

— Шея! Нет, лопатка! Ступня?! Спаси меня, спаси меня!

Когда звук шагов возобновился, у него на горле выступила вена.

— Пожалуйста спаси меня! Блядь! Ты хоть знаешь, кто я?! Нет, извини меня. Авель! Я был неправ. Я сделаю всё, спаси меня, спаси меня... — Болдуин рыдал и смеялся, умолял:

— Я был неправ, я плохой. Никогда больше не прикоснусь к тебе. Я не трону тебя. Остановись! Остановись! — вопли не прекращались. Лицо Болдуина стало совсем багровым.

Дьявол решил раскрыть смысл "шутки":

— Дин, я говорил о капле.

Потрясающе! Клинком он располовинил его тело, два рыхлых куска разлетелись по сторонам, кровавое пятно на земле похоже на каплю. На сердце стало пусто.

* * *

Эдвин очнулся ото сна. Его волосы встали дыбом. Кажется, будто в воздухе витает странный запах, будто что-то горит, дымится...

Однако, что важнее, он зол на своих родителей за то, что они превратили его праздник в благотворительный фонд помощи нищебродам, не посоветовавшись с ним. Эдвин даже поспорил с баронессой, но когда и отец согласился с её затеей, он потерял дар речи.

Показать свой характер – лучший протест, на который он способен. Эдвин заперся в комнате в надежде на внимание, но в итоге никто его даже не искал, что обидно и несправедливо. Он вздохнул и выместил гнев на мебели, а после уснул в одно мгновение.

"Но... Почему так тихо?" — подумал Эдвин, вставая.

На первом этаже уже должен быть ужин... По идее, вместо тишины комната должна быть наполнена отголосками шума, смеха и разговоров. Не может быть, чтобы эти грязные твари спокойно и прилично ели.

Скрип открывающихся и закрывающихся дверей, звук делового хождения взад и вперед по коридору, звук подметания, вытирания и шепота… Когда обычный шум замка, который он не замечал, исчез, Эдвин вдруг понял, что замок прекрасное место для уединения. Ему показалось, будто он остался во всём мире один. Внезапно его охватил страх.

Эдвин прочистил горло, пытаясь побороть жуткий холод:

— Где вы дурачитесь, ублюдки?

Он изо всех сил пытался повысить голос, чтобы эта жуткая тишина отступила.

Ветер подул в закрытые окна. Эдвин в шоке оглянулся и глубоко вздохнул. Ему стало стыдно от мысли, что он трус.

"...А закрывал ли я окно?"

Позвоночник Эдвина содрогнулся от внезапной мысли. Может быть, пока он спал, кто-то... Ни за что… Дверь же была заперта...

Из-за закрытой двери донёсся странный звук. Как будто что-то волочится по полу... Оно приближалось.

— Что, что это?

Эдвин попытался закричать, но в конце невольно его голос сломался. Даже не понимая, что происходит, у него сработала интуиция, что лучше не высовываться.

Звук становится всё ближе и ближе. Сердце Эдвина забилось быстрее.

Оно у комнаты. Казалось, всё закончится, что оно уйдёт, если он замрёт, Эдвин невольно затаил дыхание.

Звук оборвался. Дыхание Эдвина остановилось. Что-то стояло перед его дверью. И не похоже, что у него благие намерения. Нет, во-первых...

"Это же человек?"

Эдвин вздрогнул от собственных мыслей. Кто ещё, если не человек?

— Эдвин.

Наконец он вздохнул с облегчением, услышав слабый голос мамы.

Что за дурацкое воображение у него... Щёки Эдвина покраснели при мысли о том, что он поднял такую панику в одиночестве. Но он решил сделать вид, что обижен, поэтому грубо сказал:

— Что ты здесь делаешь?

— Ты ведь сегодня даже из комнаты не вышел, Эдвин, ты не голоден? Мама принесла торт.

— ...Не хочу.

Несмотря на это, он всё равно подошёл к двери. Да, Эдвин всего-лишь типичный подросток.

"...Стоп, почему она назвала себя мамой?"

Эдвин, который уже собирался схватится за ручку двери, заколебался. Баронесса всегда настаивала на том, чтобы к ней обращались только по титулу. Ей не нравилось, когда кто-то называл её матерью, ведь для неё это синоним увядания, а она считает себя молодой, бодрой и красивой.

"...Это не она... Тогда кто?.."

Эдвин невольно сделал шаг назад. Страх наполнил его глаза, когда он посмотрел на дверную ручку. Кто-то за дверью, кажется, что-то понял, голос стал мягче и ласковее:

— Эдвин, это твоя мать. Неужели я не имею права увидеть лицо своего сына в день его рождения?

Это её голос, но тон совсем незнакомый. Баронесса не разговаривала с ним так с тех пор, как он научился ходить на своих двоих.

Эдвин заикался:

— ...Ты... Т-ты... Кто это?

За дверью послышался резкий смех. Спектакль подходит к концу.

— Эдвин, это я. Открой дверь.

Эдвин задрожал, услышав голос отца, который для него почти незнакомый даже спустя 15 лет. Дрожь началась с кончиков пальцев и постепенно распространилась по всему телу.

— Господин, это я. Пожалуйста, откройте дверь. — теперь это голос дворецкого, который долгое время заботился о замке Бэйман.

Внутри что-то перевернулось. Глубоко в сознании Эдвина есть интуиция, которая подсказывает, что владельцы настоящих голосов больше не часть этого мира.

— Эдвин, ты забыл про домашнее задание. Открой дверь.

Глаза Эдвина загорелись, когда он услышал голос учителя, который, как обычно, строг и нервен.

— Эдвин, сейчас я научу тебя владеть мечом. Пожалуйста, открой.

И когда голос, наконец, принял тембр рыцаря, который каждое утро увещевал его на улице, Эдвин расплакался, потому что предчувствие, что все, кого он близко знал, мертвы, нахлынуло на него волной.

Боже, похоже, даже Патрик, который, казалось, не выпустит из рук меч, пока не рухнет мир, в конце концов умер.

— О Боже… Эдвин, не плачь.

Дразнящий голос превратился в удивительно мягкий и сладкий. Эдвин узнал его. Это тот самый голос, который выводил его из себя, закалял и заставлял ревновать.

Ласково он продолжил:

— Как неприятно всем, должно быть, знать, что господин Эдвин такой грустный. Всем, о ком ты никогда не заботился при жизни, хотя мог.

— Я!.. — Эдвин в ярости пытался возразить, но потерял дар речи. Ему нечего сказать... Потому что это правда.

— Говорили ли Вы когда-нибудь доброе слово слугам? А горничным? Что ты сказал повару, а? Ты сказал, что его еда – мусор. Ну конечно, разве мясо и другие вкусности не слаще, когда это всё только твоё, когда ты ешь их все в одиночестве?

Каждое слово вонзалось в грудь Эдвина, как невидимый кинжал. Он задыхался.

— Ты нагло жаловался учителю, что изучаешь бесполезные для себя вещи, наплевав на его труд и искренность. Ты сказал ему заткнуться и научить тебя владеть мечом...

Дыхание Эдвина участилось. Он хотел что-то сказать в ответ, но не мог. Авель мягко впился в его сердце:

— Ты никогда не подходил к матери, чтобы спросить, как у неё дела... А отец? Разве ты не хотел, чтобы он никогда не покидал свою комнату? Эдвин... Скажи это. Признайся, что ты хотел его смерти.

Голоса за дверью постепенно сходил на шёпот. Авель стал похож на шипящую змею, щёлкающую языком. Эдвин начал плакать. Вина, сожаление и страх закружились в нём. Мир закружился.

— Нет, я… Я… Это не так…

— Это из-за тебя, Эдвин... Они все погибли из-за тебя.

— Нет! Нет!

Эдвин заткнул уши, но голос извне не умолкал. Он взбирался по его телу, как змея, и проникал в барабанную перепонку. Он пронзил его сердце и совесть.

— Они умерли, потому что ты был равнодушен, глуп и эгоистичен... Ты убил его, Эдвин. Ты убил всех...

— Нет, нет, нет, неа-а-а-а-а-а! — Эдвин схватился за голову и закричал. Его вопль эхом разнесся по комнате и замку.

Дверь резко открылась.

— С днём ​​рождения, Эдвин.

— С днём ​​рождения, Эдвин.

— С днём ​​рождения, Эдвин.

— С днём ​​рождения, Эдвин.

— С днём ​​рождения, Эдвин.

— С днём ​​рождения, Эдвин.

Шесть голосов заговорили в унисон. Шесть лиц с одинаковыми улыбками приблизились к нему.

— Держи подарок!

Авель улыбнулся, протягивая Эдвину шесть голов, волосы которых были сплетены в общую косу для удобства держания. Их дёсна кровоточили, окрашивая зубы и подбородок в блевотный алый.