Том 3 Глава 17

Со страстью 4 часть

Том 3. Глава 4. Со страстью (4 часть)

Немного спустя, закрыв глаза, после окончания песни, я повернул голову. Там, перед черным пианино, стояла Хлоя, с восхищенным выражением лица. Ее вид обрадовал меня, как и последующий вопрос.

“Хорошо! Намного, ум… намного лучше!”

Лучше. Это было самое подходящее слово. На самом деле, даже с моей точки зрения, это было намного лучше, чем на уровне, который даже не мог сравниться с тем, когда я сюда поступал. Какую бы подобрать фразу… ‘Мир меняется каждый день’ или 'сегодня всегда лучше, чем вчера'? Во всяком случае, мне казалось, что я достиг небывалых высот.

Прошло около 15 дней с тех пор, как я поступил в школу… и интенсивная практика принесла некоторые результаты, я достиг переломного момента. Момента, когда уровень навыков значительно возрастет.

Я открыл рот от волнения.

“Ах-ах-ах-ах-ах–”

Шаг за шагом я поднимался все выше и выше.

Первая октава

‘Ми’ ‘Фа’ ‘Соль’

И вскоре я достиг

, когда чистый звук эхом раздался в репетиционной комнате. Звенящее чувство, ударившее по голове, было волнующим. Свободно поднимаясь и опускаясь по нотной шкале, я вдруг запел песню.

“Oh, lady, oh lady~ oh lady~~”

“Хахаха, это еще что!”

Вспоминая и напевая популярные песни двадцатилетней давности, которые я едва мог вспомнить, а также практикуясь с песнями на французском, по рекомендации Хлои, и постоянно практикуясь над песнями, которые мне предстоит спеть, я мог сказать, что действительно беру верхние ноты.

, перепрыгнул через две ноты. Трудно было поверить, что это был результат после одной только недели.

[Ты гений, Юнче?]

Этого было достаточно, чтобы удивить Хлою.

“Нет… я не гений.”

Я смущенно почесал затылок. Я, гений? Если бы учитель Квак Чонсу из моего прошлого услышал это, он бы катался по полу от смеха. Я, который был худшим учеником в этой школе, гений…

На самом деле, я догадываюсь о причинах такого внезапного развития событий. Я всерьез задумался.

(Во-первых, мой опыт.)

Когда я был репетитором, это было действительно трудно. Дело было в том, что нельзя посмотреть сквозь тело ученика, было бы хорошо, если бы рядом валялась пара рентгеновских очков.

Если бы была возможность смотреть сквозь их тела, пока они поют, и при этом говорить: “попробуй поднять мягкое небо на пол сантиметра вот здесь и увеличь диаметр внутри шеи на один сантиметр”, насколько это было бы хорошо? В действительности мы услышим звук…

(Ах, этот звук обычно возникает потому, что в этом месте есть проблема, но также могут быть в чем-то еще…)

Это было единственное, что можно сделать.

Смотреть на руки, как на пианино и другие инструменты, и точно сказать, где были проблемы, было бы чрезвычайно удобно. Однако в тренировках в вокале обычно действуют осторожно, как слепые, прикасающиеся к слону.

Но я, опытный вокальный репетитор и ученик, который мог сказать, где были проблемы, так как это было мое тело. Я мог бы сделать небольшие изменения в теле, зафиксировать их и проверить, затем сравнить их с собственной информацией и инстинктами, после вычислив проблему.

Выполнение этих упражнений и обнаружение проблемных мышц было результатом такого быстрого роста.

“Но, произношение? Все еще хромает!”

Услышав, как Хлоя пригрозила пальцем и сказала это, я кивнул в ответ. Проблема в произношении, другими словами я делаю вдохи, когда захочу.

“Да, тренироваться в дыхании тебе еще долго.”

Это было вызвано отсутствием управления дыханием и вместимостью легких. Не было никакого быстрого способа, кроме как время и усердная практика.

Не стоит быть слишком самоуверенным только из-за высоких нот и большого количества практики.

Размышляя о своих действиях, я и Хлоя обменялись некоторыми мыслями, прежде чем покинуть репетиционную комнату. За эти дни я успел привыкнуть к закату. Я ошеломленно смотрел на это красное небо, разговаривая с Хлоей.

“Хлоя, твое выступление на продвинутом концерте состоится на следующей неделе, верно?”

“Да, Юнче! За неделю до твоего!”

Если это за неделю до моего, то она будет выступать в группе с отличниками. Верно, она выступала на первой неделе. Кивнув, я сказал ей напутствующие слова.

“Я напишу много хорошего в твоем оценочном листе.”

“Хахаха, просто напиши хоть что-нибудь.”

Оо, только посмотрите на эту самоуверенность.

Взглянув на ее лицо, я увидел уверенность. Это было выражение без тени сомнения по отношению к ее собственному выступлению.

Почему бы тебе просто не написать на лбу "лучший ученик пианино", а?

Увидев, что она скрестила руки на груди и раздраженно смотрит на меня, я слегка толкнул ее в плечо.

“Хорошо. Тогда я напишу что-нибудь плохое.”

Пройдясь по высоким нотам однажды, создается ощущение, что мир изменился. Я мог петь песни, которые раньше не умел, и песню по концертной музыке, которую мне приходилось тайно петь фальцетом, можно было исполнить без проблем.

Я быстро выдыхался, но все же.

Именно тогда, когда я носился по нотам, как жеребенок, сорвавшийся с поводка, во время капеллы возникла проблема.

“Мисс! Разве часть с тенором не была странной?”

Я видел, как Ким Донси поднял руку и нахмурился. Увидев это, я подумал (о нет) – и уставился на учителя Хон Ючжин дрожащими глазами.

Учитель, отвечавшая за капеллу, Хон Ючжин была погружена в глубокое раздумье.

Будучи школой при миссии, каждую среду здесь служили мессу. Это было похоже на обычное богослужение, но иногда один класс самостоятельно практиковал пение как хор, а второй, как обычный хор, и так далее. Сегодня был день, когда ученики десятого класса должны были собраться для хора и…

В любом случае, это была проблема.

Я опустил глаза и притворился, что не принимаю в этом участия, когда вокруг стало еще шумнее.

“Значит… это было странно?”

“Даже не знаю. Может, так оно и было.”

“Это определенно так. Это действительно ощущалось раздражающе.”

Учительница ударила пальмовой ветвью по ладони как указкой.

“Тихо! Человек, который так спел должен был и сам понять, что есть разница. Кто-нибудь думает, что это он? Или мы должны попробовать еще раз с одними только тенорами?”

Глядя на нее, всматривающуюся в теноров, казалось, что она тоже понимает, в чем проблема. Ах, это неловко.

В десятом классе были я, Ким Донси и еще один главный скрипач в качестве тенора. В нашем классе не хватало баса, поэтому Чжун Сохюк перешел на бас.

Итак, оставшиеся трое.

Когда взгляды всех присутствующих обратились к нам троим, я почувствовал, как покрылся холодным потом.

(Я слишком много выпендривался, потому что все шло так легко.)

Иногда наступали такие дни.

Дни, когда вы были в отличном состоянии. В эти дни люди иногда забывались и пели больше, чем от них требовалось, и тогда возникал так называемый феномен "показухи".

Я уже собрался поднять руку, когда Чжун Сохюк, сидевший рядом со мной, поднял ее.

“Один только Чо Юнче пел по-другому.”

Все взгляды устремились на меня.

Я почувствовал, как мои щеки покраснели. Бросив взгляд в сторону, я увидел, что Чжун Сохюк злобно скрестил руки на груди. Когда наши взгляды встретились, он слегка приподнял брови, давая понять, что сказал чистую правду.

Несколько холодный взгляд учителя Хон Ючжин пронзил меня.

Я признал это, не скрывая, так как это действительно была моя вина. Как раз в тот момент, когда я подумал, что мне больше не следует выпендриваться, учитель Хон Ючжин бросила несколько неожиданных слов.

“Тогда, попробуй спеть еще раз в той же манере. Это хорошо, потому что я собиралась сказать, что ты не должен петь так во время хора.”

Ее бегающие глаза, обращенные ко мне, казались злобными. Почему мне кажется, что этот учитель ненавидит меня? Неужели я сделал что-то не так, подумал я, но она была кем-то, кого я никогда раньше не видел.

Почесывая волосы, у меня не было другого выбора, поэтому я снова посмотрел на гимн в книге.

Гимн, номер 242.

Мои глаза быстро просмотрели партитуру.

(Довольно высоко для гимна.)

В части для тенора, одна нота сильно выделялась. Пересчитав ноты, я увидел первую октаву

–редкая высокая нота для теноровой партии в гимне, подумал я, вспоминая прошлое.

, разве это не та нота, которую я не мог спеть во время пения с листа?)

Та нота, от которой я отказался, сказав, что не смогу взять, сразу после поступления. Как бы подводя итог моим размышлениям, учительница приоткрыла рот.

“Хорошо, тогда три тенора, мы начнем с части "Please save us". 3, 2, 1.”

Глядя, как учительница Хон Ючжин машет рукой и начинает дирижировать, я глубоко вздохнул.

(Другого выхода нет.)

Так как дирижер приказал спеть то же самое еще раз, я буду выпендриваться еще раз – изо всех сил. Просматривая его, я проверил нотные записи.

Быстро, медленно, сильно, мягко, непрерывно или отдельно. Там не было никаких музыкальных записей от композитора, говорящих: "пожалуйста, спойте эту песню вот так". Это означало, что мы можем петь так, как захотим.

(Как бы ни хотелось…)

Глубокий вдох наполнил желудок. Открыв рот, я создал большое пространство для резонанса и его удержания, сосредоточив свое внимание на дирижере, стоящем впереди.

Полная подготовка.

Когда рука учителя опустилась, я открыл рот.

“Please save us from – the suffering.”

Партия тенора.

Три голоса, поющие эту короткую фразу, остановились, вместе с аккомпанементом.

Когда я мысленно кивнул, радуясь тому, что вот-вот правильно попаду в ноту

, учитель Хон Ючжин ошарашенно уставилась на меня. Почему эта учительница такая, разве она не придиралась ко мне, потому что знала, что я выпендриваюсь?

Не заботясь об этом, ученики десятого класса спорили сами с собой.

“Что-то здесь не так.”

“Разве мелодия не была выключена?”

“Высота нот и ритм правильные…”

“И высота, и ритм правильные, так почему же звучит странно?”

Странно. Правильно, это должно было привести к такому чувству, так как сам звон был плохим. Создавалось ощущение, что звучание находится в дисгармонии с хором.

(Когда же это кончится?) – подумал я, оглядываясь по сторонам, но ни один из них, похоже, не смог придумать достойного ответа. Учительница Хон Ючжин что-то бормотала, глядя на меня, а когда я взглянул на Ли Со-А, она приподняла брови и губы, по-видимому, не желая делать шаг вперед.

В то мгновение, когда даже несколько оперных певцов закрыли рты, учитель Хон Ючжин наконец пришла в себя. Покачав головой и вернув себе нормальное выражение лица, она открыла рот.

“Кхм. Все ведь слышали, да? Ребята, и ритм, и высота были правильными, но это не было похоже на припев, почему так произошло?”

Ее стремление быстро превратить это в форму урока было вполне естественным. Чжун Сохюк поднял руку в ответ на ее вопрос.

“Не потому ли, что вокализация другая? Мы узнали, что существует другой метод вокализации для концертной музыки.”

Он смотрел мне прямо в глаза, и мне показалось, что это был адресованный мне ответ. Однако учитель покачала головой.

“Чжун Сохюк, ты ошибаешься. Трое из них пели правильно, в соответствии с методом вокализации в концертной музыке. Кто-нибудь еще?”

Спросила учитель мрачным тоном, которая смотрела на меня с сомнением в глазах.

“Чо Юнче. Ответь на него. Почему ты отличаешься от других студентов?”

Открыв и закрыв рот из-за странного чувства смущения, я сдался из-за постоянных уговоров учителя и сказал.